Живопись | «Классика»

Шедевр Рафаэля

March 26, 2013

Если разговор заходит о Дрезденской галерее, сразу вспоминают бесценный шедевр Рафаэля Санти (1483-1520) «Сикстинская мадонна». С 1754 года, когда картина прибыла в Дрезден, она прославлена как самое знаменитое полотно Дрезденской картинной галереи. Эта картина и галерея были во все времена неразрывно связаны.

Иоганн Иоахим Винкельман, основатель немецкого искусствознания, в труде «Мысли о подражании грекам в живописи и скульптуре» (1755) славил «Мадонну» Рафаэля как прекраснейшую и ценнейшую картину галереи: «Эта Королевская галерея в Дрездене содержит теперь среди своих сокровищ достойное произведение руки Рафаэля, и к тому же лучшего периода его творчества. Посмотрите на мадонну с лицом, исполненным невинности и одновременно величия, большего, чем свойственно женщине, в позе, выражающей душевный покой; покой, который древние придавали изображениям своих богов. Как величавы и благородны очертания ее фигуры. Младенец на руках — ребенок, возвышающийся над всеми другими детьми; это видно по его лицу, на котором, сквозь черты невинности, свойственной детству, словно просвечивает луч божественности».

Винкельман на весь мир прославил Дрезден и его Картинную галерею с шедевром Рафаэля. Хвалебное слово Винкельмана о сокровищах «Флоренции на Эльбе» побудило юного студента Иоганна Вольфганга Гете совершить путешествие из Лейпцига в Дрезден, чтобы посетить галерею. И Гете стал, вскоре после Винкельмана, одним из наиболее восторженных почитателей дрезденских сокровищ. «Посмотрите, как здесь величайшими, искуснейшими в мире приемами изображены дитя и бог, мать и девственница, — писал Гёте. — Одна эта картина уже представляет собой мир, целый, законченный мир искусства, и если бы ее создатель не написал ничего больше, она одна обеспечила бы ему бессмертие».

Горячим почитателем «Сикстинской мадонны» был известный профессор медицины Карл Густав Карус (1789 — 1869). Этот находившийся с Гете в дружеских отношениях универсально образованный человек был врачом и психологом, философом и исследователем природы, теоретиком искусства и живописцем-самоучкой. Четырнадцать картин Каруса можно видеть в Дрезденской галерее новых мастеров. Гуманист, великий гражданин Дрездена, он так писал о шедевре Рафаэля: «Вот уже более пятидесяти лет, то есть с тех пор как поселился в Дрездене, знаю я эту картину. Ее следует называть не столько чудесным изображением мадонны, сколько самим чудом».

Рафаэль первый охватил разумом мистическое понятие матери-девственницы во всей его глубине и красоте и передал его так, что всякий раз, когда мы пытаемся представить себе мадонну во всей ее первозданной жизненности, перед нашим духовным взором возникает тип рафаэлевской мадонны. Только рафаэлевские мадонны, и эта сикстинская в особенности, таковы, что о них можно сказать: «Они божественны, потому что они существуют». Все это относится и к образу божественного младенца.

«Сикстинская мадонна» Рафаэля — художественное произведение, которое по выполняемой им высочайшей задаче в искусстве, по величию и красоте образов, по своему неповторимому художественному исполнению и, наконец, по своему внутреннему художественному строю — полностью пророческому, поистине мистическому, каким-то своеобразным путем преступающему законы воздействия на наши чувства, — действительно и по праву заслуживает того, чтобы его называли первой и величайшей из всех картин.

Для всякого, кто способен открытым взглядом отдаться ее созерцанию, само это произведение обладает неотразимой силой художественного воздействия. Оно способно заставить забыть, что ему предшествовало и что его окружало. Видишь прежде всего совершенство, по отношению к которому другие «Мадонны» Рафаэля, и даже самая близкая к ней «Мадонна дель Фолиньо», всего лишь опыты, упражнения, остановки на пути вперед.

Мадонна дель Фолиньо

Видишь глубокое человеческое содержание, перед которым все другое кажется чем-то мелким, поверхностным. Поражаешься мастерству, столь незаметному, будто картина «нерукотворна», создана не кистью художника. Такие произведения возникают раз в несколько веков, они представляют собой итог развития многих поколений художников, они озаряют путь искусства на много лет вперед.

В ней заключено столько мыслей, чувств, устремлений и прозрений, что разгадать их с одного взгляда нет сил. Перед «Сикстинской мадонной» каждый художник чувствует невозможность соревнования, каждый автор — недостаток понятий и слов, способных дать хоть отдаленное представление обо всем богатстве образов и форм, которые она в себе содержит. Но благодаря тенденции художника-гуманиста к расширительному толкованию традиционных образов образ мадонны приобрел более широкое, можно сказать, универсальное значение. Богоматерь является перед всем миром, она покровительница всего человечества, богоматерь милосердия, перед которой падают на колени жаждущие помощи люди. Среди произведений старой живописи немного таких, которые, как «Сикстинская мадонна», через голову заказчиков обращены к каждому человеку, оказавшемуся перед картиной, при этом без всякой назойливости, без всякого намерения подавить зрителя.

Мадонна действительно нисходит с неба. Незримая, но неодолимая сила толкает ее вперед. Но счастливый момент ее появления вместе с тем первый шаг на пути к голгофской драме. Наконец, мадонна, остановившаяся на мгновение, как и ее младенец, потрясена открывшимся им зрелищем земного. Но ребенок не может удержать своего волнения, оно, кажется, его подавило. Во всех лицах переданы как бы разные ступени человеческого совершенства, то восхождение на высшую ступень, о которой твердили современники Рафаэля — гуманисты. Шедевр Рафаэля воздействует не только возвышенностью своих образов, но и заключенной в картине гармонией, которая рождает в зрителе сознание причастности к высокому совершенству.

Это совершенное по красоте, возвышенное изображение мадонны в течение целого столетия находилось посреди развешанных как попало других картин в первом помещении Картинной галереи — в здании «Конюшен» на Юденхофе. Когда в 1855 году Картинная галерея получила возможность переехать из абсолютно неприспособленного помещения в построенное по планам гениального архитектора Готфрида Земпера здание в ансамбле Цвингер, тогдашнему ее директору Шнорру фон Карольсфельду выпала почетная обязанность организовать торжественный переезд «Сикстинской мадонны» и поместить «первую картину из всех картин в мире» на особо почетное место.

Переезд Картинной галереи из здания «Конюшен» на Юденхофе и развешивание картин длилось четыре месяца — с 31 мая по 25 сентября 1855 года. Для перевозки картин и всего оборудования наняли рабочих со стороны, но «Сикстинскую мадонну» перевозили только сотрудники галереи под руководством самого директора. В воскресенье 28 июля 1855 года шедевр Рафаэля переехал в новую резиденцию. Переход величественной мадонны в новое здание был произведен по точному расписанию и очень торжественно. Вечером собралось множество гостей, чтобы увидеть «Сикстинскую мадонну» в новом здании галереи. Все были восхищены, когда Шнорр фон Карольсфельд возвестил о прибытии великого мастера в новое здание, воскликнув: «Его высочество Рафаэль из Урбино!» Пожалуй, впервые в истории искусства художнику и его произведению был присвоен столь необычный титул и оказаны такие почести.

За «Сикстинскую мадонну» Рафаэля, за этот «несравненный, блистательный экспонат» дрезденский двор заплатил 20 000 цехинов — относительно высокая сумма для того времени, но сущая безделица по сравнению с действительной ценностью картины. Как часто почитатели «Сикстинской мадонны» задавали и задают вопрос, сколько теперь пришлось бы заплатить за этот шедевр. «Эта картина не имеет цены», – писал президент Supremo Consiglio (высшего совета) граф Альберто Скрибами-Росси 21 июня 1753 года, возражая против продажи рафаэлевской мадонны представителю дрезденского двора.

Теперь это необыкновенное произведение искусства еще в большей мере, чем 260 лет назад, не имеет цены, оно не может быть продано, и ничем не возможно возместить его в случае гибели. Так же, как солнце принадлежит всем людям на земле, всем посылает свет и тепло, так и это несравненное художественное произведение принадлежит всем народам мира и всем несет свет и тепло, красоту и радость. Если бы это произведение искусства погибло, потерю нельзя было бы возместить всеми деньгами мира.

В 1931 году шедевру Рафаэля было более 400 лет. До того, как в 1754 году картину купили для Дрезденской галереи, она уже свыше двухсот лет находилась в церкви монастыря Сан-Систо в Пьяченце. Монахи, которые видели в картине скорее предмет церковной утвари, чем произведение искусства, не очень за ней ухаживали и, конечно, не чистили, как это делали бы специалисты. Поэтому, когда «Сикстинская мадонна» попала в Дрезденскую картинную галерею, она была далеко не в лучшем состоянии. Иоганн Иоахим Винкельман, который увидел картину сразу же, как она прибыла в Дрезден, писал в 1755 году: «Время, разумеется, во многом лишило полотно его внешнего блеска, краски выцвели и отчасти потеряли силу воздействия; только душа, которую автор вдохнул в произведение рук своих, оживляет теперь картину».

В таком состоянии «Сикстинская мадонна» оставалась более семидесяти лет. Лишь в 1826 году лучший реставратор того времени, итальянец Пальмароли придал первоначальный чудесный блеск «Сикстинской мадонне». Пальмароли совершил поистине чудо с больной «Мадонной» Рафаэля.

Спустя 30 лет, в июне 1856 года, директор Дрезденской картинной галереи Шнорр фон Карольсфельд вместе с реставратором Ширмером и членами комиссии установили, что на полотне Рафаэля вновь появились повреждения, и это делает необходимой реставрацию картины. Как показывает запись в дневнике Шнорра от 27 июня 1856 года, задача была возложена на реставратора Ширмера, но ему было предписано «не касаться пальмаролевской реставрации и позаботиться о том, чтобы ее не трогал никто другой».

О ходе реставрационной работы Шнорр сообщал в своем дневнике 1 и 2 июля 1856 года: «Ширмер уже сделал основное с «Мадонной Сан-Систо». Мы снова принялись за голубое одеяние, на котором много пятен, и стараемся, слегка покрывая прозрачным лаком, освежить рисунок и цвет… Картина удивляет и радует, она всем кажется совсем свежей. Устранение пятен на голубой одежде, проработка воздуха и кое-где легкая лакировка — вот и все, что будет сделано».

Шнорр сообщал дальше, что он устно постоянно информировал о ходе реставрации рафаэлевской «Мадонны» соответствующего министра. Министр и король, получив его отчет и осмотрев реставрированную картину, остались очень довольны результатом. По окончании работы Шнорр записал в дневнике: «Итак, с этим делом покончено, и картина примерно на тридцать лет снова будет в порядке. Пошли господь тем, кто позднее, может быть, вновь возьмется за картину, рассудительность и пиетет, которые выказал теперь наш Ширмер. Объяснение, которое мы хотим приложить к делу, должно содержать необходимые сведения о природе картины и служить предостережением тем, кто задумает приложить к ней руки».

Это была вторая реставрация «Сикстинской мадонны» Рафаэля в Дрездене. Обе реставрации проводились совершенно спокойно и деловито — без всякого шума и общественного скандала.

Вторая реставрация «Сикстинской мадонны» сохранила картину не на тридцать лет, как надеялся тогдашний директор Картинной галереи, а на семьдесят пять. Но через семьдесят пять лет на картине вновь проступили следы порчи, которые следовало устранить. В мае 1931 года была проведена третья реставрация.

Повреждения на «Сикстинской мадонне» были подмечены за семь лет до этого. 17 июня 1924 года реставратор Краузе и инспектор галереи Андерс вручили директору «Сообщение об осмотре полотна с целью реставрации или регенерации». Они писали: «Многочисленные небольшие вздутия и отслаивания на желтой ризе св. Сикста, на красной нижней и на голубой верхней одежде мадонны, на зеленом пологе слева возле св. Сикста и на парапете внизу с краю. Явное затемнение заретушированных мест на швах холста слева и справа возле мадонны, в облаках снизу и на левой руке правого ангела. Полотно, несмотря на стекло, сильно запылено, и лак во многих местах разложился».

Это сообщение обсуждал Совет при галерее на заседании 28 июня 1924 года. В записи, которую, кроме директора доктора Поссе, подписали члены совета сказано: «После проведенной Пальмароли в 1826 году работы по восстановлению картины в ее первоначальном виде она больше не подвергалась никакой существенной реставрации. Поэтому картина очень высохла, лак отмер, краска начинает отставать от полотна, образовались вздутия, в некоторых местах краска уже отслоилась. Настоятельно необходимо, чтобы избежать больших повреждений, пропитать краску в поврежденных местах смолой и воском и разгладить, добавить недостающие частички краски, регенерировать картину и покрыть ее тонким слоем лака».

Удивительно, что, когда составлялось это заключение, были совершенно оставлены без внимания реставрация картины в 1856 году и вложенные в дело пояснительные замечания тогдашнего директора галереи Шнорра фон Карольсфельда. Но несмотря на предложения совета, картину тогда еще не стали реставрировать. Но через семь лет откладывать реставрацию дальше уже не представлялось возможным. Саксонское министерство народного образования дало разрешение устранить повреждения на картине.

Со своей стороны руководство Картинной галереи вместе с реставраторами и Советом при галерее готовилось к этой работе особенно тщательно, с сознанием всей ее ответственности. Осенью 1930 года на заседании совета было принято решение привлечь к обследованию состояния «Сикстинской мадонны», кроме главного реставратора Краузе, также главного реставратора Мюнхенской пинакотеки профессора Кинкулина. 9 января 1931 года директор галереи доктор Поссе пригласил профессора Кинкулина безотлагательно прибыть в Дрезден, чтобы обследовать «Сикстинскую мадонну» и дать свое заключение, «так как состояние картины вызывает необходимость скорейшего вмешательства». Кинкулин должен был прибыть в Дрезден еще в октябре 1930 года, но поездка снова и снова откладывалась из-за большой его занятости в Мюнхене. Только в конце марта 1931 года, после неоднократных приглашений он прибыл и обстоятельно изучил состояние картины. 30 марта 1931 года профессор Кинкулин написал следующее заключение о состоянии «Сикстинской мадонны»:
«На картине, в разных местах образовались частичные вздутия и уже начинает отслаиваться краска; настоятельно необходимо как можно скорее, чтобы предотвратить процесс дальнейшей порчи, обработать картину так называемой голландской массой (состоящей из воска и белой смолы); таким образом, краска в местах, где она ослабла или вздулась и может отпасть, снова прочно соединится с грунтом: сама краска получит отсюда питание и свою прежнюю эластичность. Эта процедура не может абсолютно ничем повредить картине. Можно еще рекомендовать полную регенерацию картины, чтобы краски заиграли во всей своей прежней красоте. Очень удачно, что состояние первичного холста оказалось весьма хорошим; это позволяет отказаться от перенесения картины на новый холст».

Профессора Кинкулина пригласили совместно с профессором Краузе реставрировать в Дрездене шедевр Рафаэля. На это приглашение Кинкулин выразил недоумение, так как в Дрездене у него создалось впечатление, что с этим делом очень хорошо справится господин Краузе, и ему, Кинкулину, роль некой контрольной инстанции не по душе.

Но несмотря на свои сомнения, Кинкулин 10 мая 1931 года прибыл в Дрезден, и через два дня вся работа была выполнена. Вторая реставрация картины в июле 1856 года продолжалась четырнадцать дней, третья реставрация в мае 1931 года была закончена в три дня.

Профессор Краузе подробно описал много интересных деталей реставрационной работы и вывел заключение: «В тяжелой работе, которую я никогда не забуду и во время которой мы иногда потом обливались от страха, мне и моим сотрудникам полностью удалось эту задачу… выполнить так, что оригинал не пострадал ни в малейшей мере… Очистка и регенерация картины были для меня самой приятной частью работы, так как после нее краски вновь проступили на полотне свежими и сверкающими. Наше сокровище не только сохранено, но стало прекраснее, чем когда-либо».

Получив совместный протокол профессоров Кинкулина и Краузе, члены совета осмотрели картину в мастерской главного реставратора и пришли к заключению, что работа удалась и что «Сикстинская мадонна» может вновь быть выставлена в безукоризненном состоянии.

Профессор Краузе и профессор Кинкулин были в то время самыми известными реставраторами картин в Германии. Проделать необходимую работу по восстановлению заболевшего шедевра Рафаэля, требующую много знаний, ответственности, много осмотрительности и очень чувствительных пальцев, лучше, чем они, не смогли бы никакие другие, пусть так же одаренные реставраторы. Кинкулин и Краузе восстановили невосполнимое бесценное произведение искусства. За эту в высшей степени ответственную и сложную работу профессор Кинкулин получил, как помечено в деле, всего-навсего 500 марок. Из этого не столь уж щедрого гонорара он оплатил и дорожные расходы, и расходы по пребыванию в Дрездене.

Телеграм-канал «Классика»

Красота спасет мир

Живопись | «Классика»