April 17, 2013

Александр Михайлович Опекушин – выдающийся русский скульптор, известный знаменитым своим памятником Пушкину в Москве. Другие его работы, которых, кстати, немного, подробно описаны в книгах, научных трудах, статьях. У столь превосходного мастера должны быть изучены не только законченные творения, но и эскизы, наброски, проекты. И тем не менее в творческом наследии ваятеля было произведение, которое почему-то не упоминалось в литературе, искусствоведы обходили его молчанием, словно его вообще не существовало. Притом речь идет не о какой-то проходной или неудачной работе, но о памятнике монументальном, значительном, серьезном, одном из лучших у Опекушина. На несколько десятков лет его как бы «засекретили», забыли.

Речь идет о несохранившейся и несправедливо забытой его работе — памятнике Муравьеву-Амурскому, некогда установленному в Хабаровске.

Николай Николаевич Муравьев-Амурский родился в 1809 году в Петербурге, с отличием окончил Пажеский корпус, принимал участие в русско-турецкой войне, под Ахулько был ранен, затем назначен начальником одного из отделений черноморской береговой линии, служил добросовестно — повышался в чинах, представлялся к наградам.

В историю Отечества Муравьев-Амурский вошел своей деятельностью на посту, с 1847 по 1861 год, генерал-губернатора Восточной Сибири. Тогда-то во всей полноте и проявились его дальновидность политика, ум и талант дипломата, целеустремленность, мужество, сила воли и незаурядные организаторские способности. Он много сделал для изучения и развития Сибири и Дальнего Востока. Но главная его заслуга перед Россией — в 1858 году он заключил с Китаем Айгунский договор, по которому нашей стране были возвращены территории по рекам Амур и Уссури, отторгнутые от нее в 1689 году. Притом возвратил эти земли без единого выстрела.

За исключительные заслуги перед государством Н. Н. Муравьев был удостоен ордена Белого орла, произведен в «графское Российской империи достоинство» с присоединением к имени его почетного названия «Амурский», произведен в полные генералы.

Муравьев-Амурский и его сподвижники заложили или же восстановили крепости и военные посты, которые ныне превратились в города Владивосток, Хабаровск, Николаевск, Благовещенск, Уссурийск. Николай Николаевич сам выбирал места для поселений, присваивал им чаще всего имена своих сотоварищей — Невельского, Корсакова, Бибикова, Свербеева, Буссе, Сгибнева, а также в честь первых русских землепроходцев — Хабарова, Пояркова, Пашкова, Аносова, Толбузина… Так, 31 мая 1858 года команда солдат 13-го линейного Сибирского батальона под командованием капитана Я. В. Дьяченко высадилась на берег Амура при слиянии его с Уссури и основала здесь военный пост. Через несколько дней сюда прибыл Муравьев-Амурский и назвал его Хабаровкой, по имени славного русского первооткрывателя Ерофея Хабарова. Так было положено начало городу Хабаровску, который ныне является столицей Дальнего Востока.

Известный ученый, географ и путешественник Михаил Иванович Венюков писал: «Делая сравнение несколько гиперболическое, я могу сказать, что для Восточной Сибири «век Муравьева» был тем же, чем век Екатерины II для всей России и век Людовика XIV для Франции».

Однако царский кабинет министров, да и сам Николай I всячески мешали Муравьеву и в конце концов вынудили подать в отставку и в 1861 году покинуть Сибирь.

Правда ему «подсластили пилюлю» — наградили орденом Владимира I степени и назначили членом Государственного совета. Однако он не ужился в сановном Санкт-Петербурге и вскоре уехал в Париж, на родину своей жены Екатерины Николаевны, урожденной де Ришемон, стойко делившей с мужем все тяготы походной жизни в Амурских экспедициях. Здесь он и умер в ночь с 18 на 19 ноября 1881 года. Похоронен в семейном склепе де Ришемонов на Мон-мартрском кладбище.

Когда печальная весть о его кончине достигла России, бывшие сподвижники графа обратились к Екатерине Николаевне с просьбой дать согласие на перенос праха ее мужа на родину и перезахоронение в одном из основанных им городов на Амуре. Такое согласие она дала. Но что-то в то время помешало осуществлению этого святого акта.

Мысль же об установке памятника Муравьеву-Амурскому возникла сразу же после его смерти. Генерал-губернатор Восточной Сибири Дмитрий Григорьевич Анучин ходатайствовал перед правительством об увековечивании его памяти, поскольку «во всей Восточной Сибири, и особенно на Амуре, граф Н. Н. Муравьев-Амурский пользовался большими симпатиями общества, а в Благовещенске давно уже благодарными гражданами этого города приготовлено место, на котором поклонники покойного желали бы видеть воздвигнутый в честь его памятник… Как генерал-губернатор Восточной Сибири, считаю долгом быть верным истолкователем желаний населения вверенного мне края, честь имею обратиться к Вашему сиятельству (он писал министру внутренних дел графу Н. П. Игнатьеву) с покорнейшей просьбой повергнуть вышеизложенное на высочайшее государя императора благоусмотрение и ходатайствовать соизволение его величества на открытие в Восточной Сибири добровольной подписки с вышеизложенной целью, с разрешением принимать подписку и от других почитателей графа Муравьева-Амурского, находящихся ныне в других частях империи…»

21 декабря 1881 года Н. П. Игнатьев сообщил, что «государь император… высочайше соизволил разрешить сбор в Восточной Сибири и в других местах империи добровольных пожертвований на сооружение бывшему генерал-губернатору Восточной Сибири графу Н. Н. Муравьеву-Амурскому в Благовещенске памятника и учреждение, если окажется возможным, какого-либо благотворительного заведения для увековечивания его памяти в крае, на пользу которого он столько потрудился».

Сбор пожертвований на сооружение памятника стал всенародным. Откликнулись россияне со всех концов страны. И прежде всего переселенцы на Амур. Поступали и тысячные суммы, и медные гроши. Жертвователями были генералы и сенаторы, солдаты и крестьяне.

К 1890 году подписка пожертвований вместе с процентами достигла огромной суммы — в 62 тысячи рублей. Более половины ее было собрано в Амурской области. Потом шел Петербург — более шести тысяч, Забайкальская область — более пяти тысяч рублей, столько же — в Иркутске.

3 марта 1886 года в Петербурге на так называемые «амурские обеды» собрались члены комитета, сподвижники Муравьева-Амурского, почитатели его заслуг перед Россией. Еще раз обсудили устройство памятника и решили перенести его возведение из Благовещенска в Хабаровку. Причины такого суждения были резонными. Посчитали, что город часто затопляется водами Амура и скульптуре поэтому будет грозить повреждение от очередного наводнения. Далее, Благовещенск — город пограничный, тогда как Хабаровка значительно удалена от китайской территории. Немаловажно было и то, что Хабаровка к тому времени стала центром нового края. Установить мемориал решили на высоком Амурском утесе, в городском саду.

27 ноября 1886 года Александр III разрешил поставить памятник Муравьеву-Амурскому в Хабаровке. А 6 декабря комитет по сооружению памятника графу Н. Н. Муравьеву-Амурскому в Хабаровке (Приморской области) выступил с приглашением принять участие в конкурсе на лучшую модель памятника.

В помощь комитету были приглашены авторитетные литераторы и художники: Я. П. Полонский, Д. В. Григорович, А. Н. Майков, А. И. Резанов, И. Е. Репин, Р. А. Гедике, М. В. Харламов, П. П. Чистяков, М. П. Боткин, а также племянник Николая Николаевича — капитан Генерального штаба граф В. В. Муравьев-Амурский.

Почти все крупнейшие скульпторы России откликнулись на предложение комитета. Было представлено 18 моделей и один рисунок. 11 апреля 1887 года члены комитета и приглашенные им в помощь писатели и художники осмотрели анонимные модели. Отобрали три лучшие. Когда вскрыли конверты, то выяснили, что первая премия 18 голосами, то есть единогласно, была присуждена академику А. М. Опекушину.

Какой же увидели члены комитета модель, представленную на конкурс А. М. Опекушиным? Один из его членов, генерал-губернатор Восточной Сибири Д. Г. Анучин отмечал: «Проект академика Опекушина был весьма хорош. На высоком, отлично украшенном пьедестале поставлена в горделивой, но вполне естественной позе фигура графа Н. Н. Муравьева-Амурского. Непокрытая голова, с лицом, дышащим энергией, и смелым взглядом… Руки скрещены на груди, причем в правой руке была зрительная труба, а в левой — свиток (Айгунский договор) с картой. Левая нога выдвинута вперед и опиралась на верхушку вбитой сваи в ознаменование того, что графом Муравьевым-Амурским положено твердое основание Амурского края. Сваю в несколько рядов обвивала цепь от лежащего у ног якоря…»

Александр Михайлович хотел добиться не только портретного сходства произведения, но показать волю Муравьева-Амурского, — стойкий характер, целеустремленность и упорство в достижении поставленной цели на благо и славу России и народа русского. Памятник губернатору Восточной Сибири — это, конечно же, не только мемориал человеку, но нечто гораздо большее. Это — символ эпохи, символ дерзания и великих свершений.

И как художественное произведение памятник был безупречен. Предельно выразителен, внутренне значителен и энергичен. Он привлекает простотой и лаконизмом. И конечно, превосходным, блестящим мастерством исполнения. А какое благородство образа! Произведение, казалось бы, посвященное лицу официальному, должностному, не ученому или поэту, а губернатору Восточной Сибири, получилось возвышенным, одухотворенным, в нем нет налета казенщины.

14 февраля 1888 года модель фигуры Муравьева-Амурского была выставлена в Аничковом дворце. Ее осмотрел Александр III и одобрил работу. Указал только, что нужно заменить генерал-губернаторский мундир на более простой — походный казачий чекмень. Его повеление было принято.

Чтобы изготовить статую в надлежащем размере — семь аршин, то есть около пяти метров высотой,— Опекушину пришлось выстроить новую каменную мастерскую. В первую зиму в ней было так холодно, что Александр Михайлович заболел и долго не мог работать. Лишь к лету 1890 года статуя была готова в глине и перевезена для отливки в бронзохудожественную и чугунолитейную мастерскую Гаврилова, размещавшуюся на Болотной улице.

Здесь случилось происшествие, которое могло бы обернуться большой бедой как для статуи, так и для рабочих, ее отливавших в бронзе. Она отливалась по частям — отдельно голова, корпус, ноги, руки… Когда приступили к отливке корпуса, пожалуй, самой трудоемкой для отливки части фигуры, расплавленный металл с такой силой устремился в форму, что пробил опоку, и неудержимым фонтаном брызнул из нее. К счастью, обошлось без жертв и тяжелых повреждений. Но происшествие задержало работу над памятником.

20 ноября 1890 года члены комитета осмотрели готовую статую на заводе Гаврилова. Их мнение — «работа выполнена как скульптором, так и литейщиками вполне художественно и согласно заключенному с Опекушиным контракту». Фигуру разобрали, уложили в четыре больших ящика и 20 января 1891 года отправили в Одессу. При активном содействии управляющего морским министерством, бывшего сподвижника Муравьева-Амурского адмирала Н. М. Чихачева и директора департамента железных дорог С. Ю. Витте груз доставили быстро и беспрепятственно. Погрузили на пароход «Орел», который и отплыл во Владивосток. Затем содержимое ящиков разделили на два десятка подвод и гужем, по бездорожью отправили в Хабаровку. Весь сложный и далекий путь от Петербурга до Хабаровки скульптура проделала бесплатно, что было фактом беспрецедентным.

Пока фигура проделывала столь длительное, чуть ли не кругосветное путешествие по морям и океанам, в Хабаровке шли работы по установке пьедестала для нее. Члены комитета отказались от проекта громоздкого и роскошного постамента, предложенного Опекушиным, из-за дороговизны и невозможности перевезти его в Хабаровку. Решили сделать его из местного камня и своими силами.

Неожиданно возникли серьезные трудности — поблизости от Хабаровки не оказалось нужного камня. Его искали долго. Лишь осенью 1889 года в горах было открыто месторождение прекрасного светло-серого сиенита. Работы по добыче и перевозке камня, по словам современников, «были крайне тяжелы». Местность была таежная, необитаемая. Камень вырубали на высокой горе, опускали по специальным полозьям в долину, оттуда на подводах по устроенной для этой цели дороге — к берегу Амура. Каменные глыбы погрузили на баржу и доставили в Хабаровку.

Вдруг выяснили — в городе нет каменотесов, чтобы вырубить постамент. Пришлось затребовать их из Владивостока. Ну вот постамент «в пять сажень и один аршин высотой» (чуть более одиннадцати метров) изготовили, установили на земляном холме. По его углам поставили старинные пушки. По сторонам обелиска прикрепили массивные бронзовые доски. На фасаде — надпись: «Графу Муравьеву-Амурскому. 1891 год». На остальных сторонах выбили фамилии участников экспедиций на Амур в 1840-50-х годах.

30 мая 1891 года памятник Муравьеву-Амурскому в Хабаровке был торжественно открыт. Несколько десятков лет он составлял славу и гордость отечественного искусства, символ выдающегося свершения в русской истории.

26 января 1925 года под председательством Яна Гамарника состоялось заседание Дальревкома, на котором было решено фигуру Муравьева-Амурского снять с пьедестала и передать в музей. Но статую просто сбросили с постамента и разбили на куски. Они долго валялись в парке, а у «головы Муравьева» назначались свидания. В годы войны они были отправлены на переплавку.

С тех пор упоминать открыто в печати о разрушенном памятнике было запрещено. Виновнику, попытавшемуся приоткрыть завесу молчания, грозили серьезные неприятности. Но времена изменились. И когда страна готовилась к празднованию 150-летнего юбилея А. М. Опекушина, когда писали и говорили о великом его вкладе в отечественную культуру, то наконец-то вспомнили и об уничтоженном хабаровском произведении скульптора. Не только вспомнили, но и потребовали его восстановить на том месте, где он некогда стоял.

Местные власти стали было сопротивляться, но общественное движение было настолько могучим и всенародным, что они пошли на попятную. Летом 1988 года приняли решение о восстановлении памятника. Средства для восстановления, как и тогда, в 1880-е годы, будут всенародными — в хабаровском банке для этого открылся специальный счет. А фигуру Муравьева-Амурского сделают с авторской модели, которая сохранилась и находится в Cанкт-Петербурге, в Русском музее.

В 1992 году памятник был восстановлен.

Телеграм-канал «Классика»

Дмитревский

Режиссировать драматические пьесы и спектакли русских комических опер Дмитревский начал в 1780 году в театре Книппера, затем в его постановке и частично при его участии шли все без исключения оперы Пашкевича, мелодрама

Буманц

Буманц своими произведениями создаёт атмосферу приятной неожиданности, яркой необычности, мягкости восприятия. Картины заставляют всматриваться в свой нетрадиционный мир, в свои очертания, и их зовущие краски, незатейливые и добрые.

Рафаэль-II

Впрочем, своему появлению в Риме Рафаэль был, несомненно, в первую очередь обязан самому себе — своей неуемной страсти к совершенствованию, ко всему новому, к работе крупной и масштабной. Начинается великий взлет.

Рафаэль-I

В декабре 1753 года специалисты отправились в Пьяченцу. На сей раз монахи предоставили им возможность обследовать картину. В своем отзыве Джованини напишет: несомненно, Рафаэль; состояние картины более или менее терпимое,

Фальконе-II

И Фальконе решил сам взяться за отливку статуи. Иного выхода нет. Фальконе не может не завершить своего дела. Слишком многое связано у него с этим монументом, и он должен довести его до конца. Конечно, он не литейщик. Но если нет мастера,

Фальконе-I

Эти десять лет в немалой степени помогли художнику и обрести свое кредо. Превращается за эти годы подмастерье-столяр в одного из образованнейших людей своего века. Ему, еще недавно с ошибками писавшему по-французски,

Серебрякова

Ее произведения рождались из постоянных раздумий и сильных душевных переживаний. Необычайно эмоциональная по натуре, она остро реагировала на все проявления жизни, близко принимала к сердцу радость и горе. Она любила

Кочар

Кочар пробовал себя в разных направлениях живописи, желая найти и утвердить в искусстве свой индивидуальный подход к миру и человеку в нем. Эти поиски не ограничивались чисто внешними техническими приемами, они были

Залькалн

Залькалн полон грандиозных проектов и замыслов, стремлений отдать всю энергию, весь творческий опыт своему народу, заставить улицы и площади города заговорить языком искусства. Он мечтал о «дворцах из грез» — величественных

Томский (Гришин)

На всю жизнь полюбил эту работу Николай. А когда подрос, начал помогать отцу. Металл стал послушен и его рукам.
Но думал ли юноша, что не вершковые железные поделки, а саженные бронзовые громады будут покорны его сильной

Белашова-Алексеева

Суть творческого процесса для Белашовой и состоит в высвобождении мысли, а это дело нелегкое, требующее громадных душевных сил. Для нее цель искусства заключается в том, чтобы принести человеку радость сопричастности

Лебедева

Вступать в поединок, в спор с мертвой природой, с вязкой, тяжелой массой глины, которую надо было одухотворить, насытить своим волнением, болью, мыслью и чувством. Она не копировала натуру, а заново творила мир — из глины

Мухина

В конце 1912 года Мухина переезжает в Париж и поступает в одну из частных академий, где преподавал Бурдель. Общение с Бурделем, живой пример его искусства, его тонкая художественная интуиция, его критика развивают в ней

Манизер

Огромная самодисциплина и поразительное трудолюбие сделали Матвея Манизера уже к тридцати годам трижды образованным человеком с широким кругом интересов и на редкость обширной эрудицией. Но любовь к скульптуре одержала

Меркуров

Дореволюционное творчество Меркурова было тесно связано с развитием так называемого стиля «модерн», с тенденциями стилизаторства. Ранним работам Меркурова свойственны статичность композиции, скованность движений,

Шадр

Из всех видов искусства этот разнообразно одаренный человек выбирает скульптуру. На этот раз навсегда. Он хочет быть тем, кто оживляет камни, кто создает бронзовые легенды. Сам великий Репин, увидев рисунки Шадра, благословил его на этот путь

Андреев

Двадцать лет творческого труда — и три памятника. Даже если бы скульптор не создал ничего, кроме них, все равно его имя прочно вошло бы в историю искусства. Ибо все эти три памятника — столь непохожие по содержанию, настроению, форме

Ватагин

Искусству Ватагин учился от случая к случаю, бессистемно. Но настоящей его академией стала работа с натуры во многих зоопарках — и во время путешествий по отечеству, и по далеким заморским странам. Исполнились мечты

Эрьзя (Нефедов)

В Строгановское училище в Москве Эрьзю не приняли: переросток (ему в это время было уже двадцать пять лет). Директор училища Глоба сказал ему: «Вернись в деревню и плоди подобных себе». Юноша ответил: «Нет, не вернусь! Я буду

Шервуд

Но все же Шервуду удается поставить свой памятник. В 1910 году по его проекту в Кронштадте, на Якорной площади, перед Морским собором сооружается памятник адмиралу В. О. Макарову. На пятиметровой гранитной глыбе возвышается