История | «Классика»

Лукреций

June 9, 2012

О жизни этого знаменитого поэта-философа мы знаем очень мало: он родился около 99–98 г. до н.э. и покончил с собой в припадке безумия в 55 г. до н.э.; причем безумие, будто бы, вызвано было любовным напитком; самую поэму свою – не оконченную и недостаточно обработанную – он, по преданию, писал в светлые промежутки между припадками сумасшествия. Издана она была Цицероном или, что менее вероятно, братом его Квинтом, и притом – неисправленной. Происхождения Лукреций был, повидимому, низкого. Глубокий интерес Лукреция к эпикурейской философии, которая, до тех пор не могла привиться в Риме, представляет собою явление знаменательное для его эпохи: недаром, кроме него, эту философию стала изучать и переводить прозой на латинский язык сочинения Эпикура целая группа философствующих римлян, имена которых отчасти нам известны: Рабирий, Катий, Амафиний и другие. Как было указано выше, в некоторых слоях римского общества со времени кровавой войны? Суллы с Марием и марианцами стал развиваться политический индифферентизм. Но и частная жизнь людей, ушедших от политики, не была покойной. Ужас сулланских проскрипций надолго поразил их умы и сердца: пред ними всегда стоял призрак смерти; нуждаясь в утешении и ободрении, они тщетно искали его в исполнении бессодержательных религиозных обрядов, которые лишь увеличивали у суеверных римлян страх смерти и загробных мучений, будто бы посылаемых разгневанными бессмертными богами.

Телеграм канал «Классика»

И вот, среди философствующих римских эпикурейцев гордо возвышается фигура страстного почитателя Эпикура, которого Лукреций обоготворял не менее, чем когда-то это делали ближайшие ученики этого философа. Эпикур, по его словам, первый поднял из глубокого мрака ослепительный свет, освещающий блага жизни. Его учение о природе возникло из божественной мысли; оно рассеивает все страхи души, перед ним расступаются стены мира, оно раскрывает движение мировой жизни в бесконечном пространстве, а равно и безмятежную жизнь ничем не тревожимых, ни во что не вмешивающихся богов в вечно безоблачной и сияющей, эфирной обители, богатой всеми дарами природы. А страшное для людей подземное царство с рекой Ахеронтом оказывается несуществующим. Золотые слова этого философа, впервые открывшего силой собственного духа истинную мудрость, дают столь великую отраду человеческой душе, что их надо признать бессмертными, а самого Эпикура истинным богом, и этот бог гораздо благодетельнее мифических друзей человечества – Цереры и Геракла. Следуя по его стопам, римский поэт желает не состязаться с ним, а только подражать ему: ни ласточка не может тягаться с лебедем, ни козел с конем.

Сам Лукреций соединяет в себе и мыслителя, изучающего природу, и поэта, страстно ее любящего, и его поэма не простое переложение эпикуровской прозы в стихи: даже в самых абстрактных своих частях она согрета сильным вдохновением, и сухие ученые аргументы часто подкрепляются и оживляются истинно поэтическими сравнениями и образами, взятыми из жизни природы. Например, трудное учение о призраках вещей иллюстрируется (IV, 136 сл.) очень пластической картиной постепенного накопления облаков перед грозой:

«… нередко нам кажется, будто
В небе гиганты летят и стелют широкие тени,
Или громада горы надвигается сверху, и камни
С гор низвергаются вдруг, заслоняя сияние солнца.
Следом же тучи бегут, принимая обличье чудовищ»…

Эпикурейская наука о природе – это для Лукреция символ веры; он ее не просто излагает, но проповедует со страстностью фанатика-пророка, объявляя ее единственно способной избавить человечество от мучительных сомнений и раздумий и обеспечить ему спокойствие и невозмутимость духа, без чего невозможно истинное счастье. Поэтому он излагает философию Эпикура не целиком, но главным образом применительно к своим ближайшим проповедническим задачам: так, важная для его цели тема о смертности души, о несуществовании потустороннего загробного мира и о естественности смерти занимает целую книгу (III) с приведением 30 с лишком аргументов в пользу выставленного тезиса.

Этика Эпикура, как известно, базировалась на учении Демокрита об атомах, неделимых и невидимых элементах, сочетанием и движением которых обусловливается вся жизнь природы. Атомы тела, распадаясь, вызывают его разложение и смерть. Душа, тесно связанная с телом, также состоит из особых круглых атомов и, следовательно, умирает вместе с телом. Загробной жизни и мучений нет, и смерть является избавительницей от страданий, которые люди сами себе создают. Что касается богов, то не они создали природу и не они ею управляют: она создалась и продолжает развиваться по своим собственным законам. При помощи этих законов легко объясняются даже грандиозные и страшные для людей явления природы (которые и породили религиозное суеверие), как грозы, землетрясения, вулканические извержения, составляющие содержание VI книги, которая оканчивается высоко патетическим описанием – отчасти по Фукидиду – чумы в Афинах в начале Пелопоннесской войны. Боги не вмешиваются ни в жизнь природы, ни в жизнь людей и ведут обособленную безмятежную жизнь. Возникшая из суеверия первобытных людей религия, продолжающая существовать и в культурные эпохи, не только создает для людей ненужные страхи и страдания, но толкает их на зверские преступления, в роде принесения в жертву отцом его собственной невинной юной дочери Ифианассы (Ифигении). Но если нет бессмертия души и нет загробной жизни, то люди должны отказаться и от честолюбия, страсти мучительной и также способной проявляться в формах преступных. Надо стремиться к невозмутимости духа и, так сказать, к гигиене души и тела.

Итак, душа и тело образуют одно нераздельное целое. К этому основному тезису примыкает теория познания, изложенная в IV книге. В ее основании лежит важное утверждение, что человек должен верить показаниям чувств: иначе погибнет и разум и самая жизнь. С другой стороны, независимость мировой жизни от богов приводит Лукреция (в V книге) к учению о постепенном создании мира и его отдельных частей, начиная с неба (движение звезд, солнца и луны, их движение и затмения, смена дня и ночи и пр.) и кончая землей, на которой появляются растения, животные и, наконец, люди, причем жизнеспособные типы их определяются борьбой за существование, приводящей к отмиранию нежизнеспособных. Следующие затем мысли о первобытных людях, о возникновении языка – не по соглашению между людьми, а по естественной необходимости, – о развитии человеческой культуры и религии не потеряли своего значения и до наших дней.

Вся совокупность идей, входящих в поэму Лукреция, так сложна, что ее словесное выражение потребовало от поэта огромных усилий, особенно в виду бедности латинского языка и неприспособленности его к философскому мышлению. Естественно, что во многих частях поэмы, где приходилось приводить аргументы абстрактного свойства, и язык и стих были шероховатыми, а специальный язык несколько темным; но там, где поэт восхваляет Эпикура или с глубокой нежностью следит за жизнью природы, высокий в общем слог проникается глубоким лиризмом и пафосом. Таково уже начало поэмы – гимн Венере как животворной мировой силе. Вот его начало:

«Рода Энеева мать, людей и бессмертных услада,
О, благая Венера! Под небом скользящих созвездий
Жизнью ты наполняешь и все судоносное море.
И плодородные земли, тобою все сущие твари
Жить начинают и свет, родившися, солнечный видят.
Ветры, богиня, бегут пред тобою, с твоим приближеньем
Тучи уходят с небес, земля-искусница пышный
Стелет цветочный ковер, улыбаются волны морские,
И умиренная гладь сияет разлившимся светом.
Ибо весеннего дня лишь только откроется облик,
И, встрепенувшись от пут, Фавоний живительный дунет,
Первыми весть о тебе и твоем появленьи, богиня,
Птицы небес подают, пронзенные в сердце тобою.
…по морям, по горам и по бурным потокам,
По густолиственным птиц обиталищам, долам зеленым,
Всюду внедряя любовь упоительно-сладкую в сердце,
Ты возбуждаешь у всех к продолжению рода желанье,
Ибо одна ты в руках своих держишь кормило природы,
И ничего без тебя па божественный свет не родится,
Радости нет без тебя никакой и прелести в мире».

Но не на одних только людей распространяется любовь поэта; он чуток и к психологии животных, как показывает общеизвестное место во II книге (352 сл.), где он описывает тоску и страдания коровы, от которой увели теленка на заклание. Замечательна также картина оживления растений, птиц и животных после дождя (I, 250 сл.), равно, как и картина отдыха первобытных людей, услаждающих себя игрой на примитивных дудочках и пением в подражание птицам – на лоне цветущей природы (V, 1379 сл.), и многие другие.

Важность содержания требовала высокого слога, но его не было в современной Лукрецию поэзии, и он взял его у старого поэта Энния (239–169 до н.э.), тем более, что и последний знакомил римлян с греческой философией. Но язык и стих Энния под рукою Лукреция получили очень большую отделку. С Эннием к нему перешла и система аллитераций, которые у Энния и его современников (например, Плавта) были не простым орнаментом речи, но и средством к достижению ее выразительности и патетичности (ср. volventia volgivago vitam, sponte sua satis, curabant corpora).

Еще одно фонетическое и метрическое явление перешло к Лукрецию от Энния: конечное s звучало, повидимому, слабо, и у древних поэтов в положении перед согласной следующего слова оно могло не делать позиции слогу, в котором оно находилось (ср. у Лукреция, например, II, 53: rationi(s) potestas).

В заключение надо сказать, что, решив изложить философское учение о природе стихами и тем сделать его более приятным для читателей, Лукреций следовал примеру Эмпедокла.

Реформа энниевского слога и стиха, произведенная Лукрецием, благотворно отразилась на языке Вергилия, который также старался подражать Эннию, сохраняя систему аллитераций, и также – с целью придать важность и вместе с тем архаический колорит «Энеиде». Но он ценил и содержание поэмы Лукреция: «счастлив тот, – говорит он в «Георгиках» (II, 490), – кто познал причины существующего и попрал все страхи и неумолимую судьбу и шум жадного Ахеронта». Возвышенным и бессмертным называет Лукреция Овидий. Позднее ему подражают авторы натурфилософских поэм Манилий и автор поэмы «Этна».

Для христианских писателей Лукреций был, конечно, неприемлем. Но в Средние века кое-какие его читатели еще встречались; вообще же, его рукописи лежали без употребления и были открыты уже в XV в. Тогда начинается его влияние на представителей Возрождения, и не только в области литературы и науки, но и в области изящных искусств: знаменитая картина Боттичелли «Весна» навеяна гимном Лукреция к Венере, причем обратил внимание художника на этот гимн Анджело Полициано. Во Франции эпикурейскую систему и особый интерес к Лукрецию возродил Гассенди (1592–1655). Популярен был Лукреций и в Германии конца XVIII и начала XIX вв.: его почитают Винкельман и особенно Гете и его друзья, один из которых – Кнебель – перевел его немецким гексаметром.

У нас Лукреций как великий, хотя и не во всем самостоятельный представитель материализма, очень популярен. В 1936 г. вышел новый стихотворный и притом очень хороший перевод его поэмы, принадлежащий Ф.А. Петровскому.

Салон красоты

В день свадьбы каждая невеста хочет быть неотразимой. Парикмахер-стилист (http://www.mp-happyday.ru/u-vas-svadba-parikmaxer-vizazhist-stilist-imidzhmejker-k-vashim-uslugam/) поможет реализовать эти мечты. Важно не ошибиться со специалистом, чтобы свадьба не запомнилась отрицательными эмоциями и плохим настроением.

Телеграм-канал «Классика»