История | «Классика»

Ливий Андроник

June 9, 2012

Сцена из комедии "Хвастливый воин" Первый римский поэт Ливий Андроник (около 284-204 гг. до н.э.) был грек, взятый в плен при покорении Тарента и попавший к сенатору Ливию Салинатору, который отпустил его на волю. У Светония мы читаем, что Ливий Андроник, как и его младший современник Энний, занимался, между прочим, преподаванием греческого и латинского языка, разумеется, по греческой системе. Греки за основу такого преподавания брали поэмы Гомера. Для преподавания латинского языка такого образца не было, и Ливий Андроник перевел на латинский язык сатурнийским стихом Одиссею. От этого перевода до нас дошло лишь несколько стихов. Первый стих гласит: Virum mihi, Camena, insece versutum (скажи мне, Камена, об изворотливом муже).

Перевод, видимо, был очень плох, и Цицерон сравнивал его с произведениями первого мифического скульптора Дедала, который не отделял еще ног, а глаза обозначал чертой. Тем не менее, даже и во времена Горация в школах учились языку и литературе по этому переводу, и ученикам часто доставались удары линейкой по рукам от строгого учителя Орбилия, щедрого на подобное педагогическое воздействие (plagosus «драчливый»).

Как ни мало у нас отрывков, но из них видно, что перевод был очень вольным (древние, впрочем, вообще не слишком придерживались подлинника): некоторые стихи переведены слишком коротко, в других местами опущены, местами изменены образы подлинника.

Характерно в смысле завершившегося к этому времени усвоения римлянами греческой религии и мифологии то, что гомеровские, греческие боги являются в переводе с латинскими именами (значит, римляне уже успели приспособить свои божества к греческим): например, Муза переводится через Камена, богиня судьбы Мойра через Морта, богиня памяти Мнемосина через Монета, Кронос – Сатурн, Зевс – Юпитер, Посейдон – Нептун и т. д.

Через год после окончания I Пунической войны, т. е. в 240 г. до н.э., курульные эдилы решили дать на национальных играх (Ludi Romani) комедии и трагедии, поручив их обработку Ливию Андронику. Он взял то и другое из греческого репертуара, в котором, как трагик, был особенно популярен Эврипид, а в качестве комиков – представители так называемой новоаттической бытовой комедии, особенно Менандр, Филемон и Дифил.

Пьесы Ливия были плохи, и Цицерон говорит, что они не заслуживают вторичного чтения. Однако несомненной заслугой Ливия является усвоение греческих размеров – ямбов и трохеев (хореев), причем он приспособил их к законам латинской фонетики, и ему в этом следовали все ранние римские драматурги.

О комедиях Ливия мы почти ничего не знаем; известно, впрочем, что он написал «Хвастливого воина». Трагедии его, о которых мы знаем тоже чрезвычайно мало, в значительной степени относились к троянскому циклу (Гнев Ахилла, Безумие Аякса, Эгист, Андромаха, Гермиона, Троянский конь), известны также заглавия «Андромеды» и «Данаи».

В 207 г. для искупления одного страшного предзнаменования Ливию Андронику был заказан государством гимн в честь Юноны (Тит Ливий – XXVII, 37 – не счел нужным привести его, находя его слишком примитивным и необработанным). Этот гимн должны были петь 27 девушек в торжественной религиозной процессии: впереди шли две белых коровы, за ними несли два кипарисовых изображения Юноны-царицы, затем шли девушки в длинных белых платьях и сакральные децемвиры с лавровыми венками на голове.

В связи с этим государство, очевидно, признав некоторое значение за поэзией, особенно драматической, разрешило писателям (scribae) и актерам объединиться в специальной коллегии и отвело для них помещение в храме Минервы.

Но и в обществе скромная литературная деятельность Ливия вызвала к жизни дремлющие поэтические дарования: уже при жизни Ливия выступают на драматической сцене два крупных таланта – Невий и Плавт.

Переходя от Ливия Андроника к его продолжателям, мы позволим себе еще раз остановиться на некоторых вопросах, связанных с греческим влиянием.

Уже победа над великим греческим стратегом и тактиком Пирром должна была повысить у римлян чувство национальной гордости. В гораздо большей степени встряхнула все слои римского народа победа, одержанная в I Пуническую войну над Карфагеном. Война эта длилась очень долго, сопровождалась неоднократными поражениями, гибелью целых римских эскадр и транспортов с войсками; в конце концов, решившая войну морская победа консула Лутация Катула была им достигнута в момент почти полного истощения всех римских экономических и человеческих ресурсов. Большие жертвы были принесены людьми богатыми, но главная тяжесть войны легла, разумеется, на римский плебс.

Во времена затяжных и тяжелых войн римские политические партии, по замечанию Полибия, обыкновенно приостанавливали свою борьбу, которая после окончания войны возобновлялась. Так было и теперь: как ни мало осведомлены мы об истории этой эпохи, но знаем, что во вторую половину промежутка между I и II Пуническими войнами плебс имеет уже своего энергичного вождя в лице Фламиния, бывшего консулом в 223 и 217 гг. и цензором в 220 г. до н.э.: достаточно сказать, что он против воли сената распределил между гражданами ager Gallicus и что около его времени демократизовался порядок голосования путем слияния центурий с трибами, причем отдельные имущественные классы получили каждый одинаковое число центурий или голосов, а вследствие этого было сильно ограничено преобладание богатых классов. Рост демократии, – правда, в эту эпоху, состоявшей из людей зажиточных, – отразился и на литературе, т.е. прежде всего на демократических выпадах Невия против видных аристократов даже в произведениях драматических. Повышенное национальное самочувствие привело даже, по крайней мере, у Невия, к состязанию с учителями римлян – греками. Греческая трагедия, которая перелагалась для римской сцены, основана была на греческих национальных легендах; такую же основу имел и греческий эпос. Но ведь и Рим имел свои национальные легенды, достойные обработки в трагедии и эпосе; мало того, его героическая история, включая историю современную, также заслуживала внимания национальных поэтов. Так возникли . «претексты», т.е. трагедии с римским содержащем, и эпос Невия о Пунической войне. И этот моральный подъем всех классов населения, несомненно, содействовал быстрому возникновению и развитию литературы. Мы знаем лишь несколько имен писателей этого времени, но их, очевидно, было не мало: пролог к комедии Плавта «Casina» говорит, что в его эпоху, – а следовательно, и в эпоху его старшего современника Невия – в Риме был «цвет поэтов» (flos poetarum); во всяком случае, под именем одного Плавта циркулировало больше ста комедий сверх тех, которые ему несомненно принадлежали. Уже самая переделка греческих комедий с внесением в них римских подробностей, которая нам известна у Невия и у Плавта, свидетельствует о желании этих поэтов не только приохотить широкие массы к литературе, но и проявить известную долю самобытности в неблагодарном труде переводчика или перелагателя.

Даже такой строгий критик старинной римской поэзии, как Гораций, должен был с похвалой отнестись к неутомимым попыткам ранних римских поэтов создать национальную драму.

Телеграм-канал «Классика»